Планета школ

«Сегодня 10 сентября. Валентина Анатолиевна заболела. Ее оправили в загородный пансионат восстанавливаться. Говорят, месяц ее не будет, как минимум. Куда мы без нее теперь? С пятого класса она вела у нас английский. Наши ученики побеждали на олимпиадах. Да и самый последний троечник прекрасно спрягал все неправильные глаголы. Но травма есть травма и мы смирились.

12 сентября к нам прислали замену Екатерину Витальевну — молодую учительницу, на вид ей было лет 23 -25. Класс отнесся к ней настороженно. У нас выпускной класс, да и олимпиады не за горами. Наша школа всегда удерживала первые места по языку. А тут такое. В общем, каждый месяц на счет...»

Как выяснилось, Екатерине Витальевна было 24 года. Она только закончила аспирантуру и прибыла к нам по распределению как молодой специалист, причем, именно к нам, потому, что школа наша без уклона на английский язык, но всегда держала марку. Это была немного сутуловатая женщина с длинными русыми волосами, всегда закалывающая прядь волос на затылке своей железной неуклюжей заколкой. Первую неделю мы привыкали к ее горчичному пиджачку, крысиным очкам и белой юбке с уродливыми цветами, как казалось всем мальчикам, портившей ее фигуру. В общем, вид у нее был ботаника в юбке. Но густая копна волос и огромные красивые карие глаза...

Профессиональным качествам нашей Кати можно было только позавидовать. Беглая речь и небольшой картавый акцент, следствие долгой работы с выходцами из США, придавали нашей новобранке флер деловой женщины, знающей того, что она хочет. Тут-то я и взглянул на нее под другим углом. Во время очередного аудирования я посмотрел на ступни ее ног. В этот дождливый сентябрьский день она умудрилась одеть туфли с босыми пяточками! Чувство жалости вдруг переросло в интерес, я стал разглядывать, как она меняет положение ног, какими красивыми изгибами, оказывается, окаймлены ее щиколотки. Теперь я уже был уверен, что это первая настоящая любовь, что если я не завоюю эту женщину, не сделаю ее своей я просто перестану себя уважать. Она не была ни одной из тех девчонок из параллельных классов, с которыми ночи напролет можно было тусить. Катя была совсем иной.

- Катерина Сергеевна, — сказал я ей, сдавая тетрадь, — мне надо с вами поговорить.
— Не Сергеевна, а Витальевна, уже две недели работаю с вами, а вы все никак не можете запомнить. Я вас слушаю, Валера.
— Вы знаете, что у меня проблемы с английским, никак не могу преодолеть языковой барьер. Писать могу хоть романы, а больше трех слов не могу связать. Мне нужна ваша помощь как репетитора. Сколько вы берете в час?
— Знаете, Валера, я уже давно отошла от репетиторства, и если говорить откровенно, мне нужна прекрасная характеристика работы в твоей школе для дальнейшего продвижения своей карьеры. Но, поскольку сейчас нужно поправить свое финансовое положения, то я сперва хотела бы поговорить не с тобой — можно на ты? — а с твоими родителями. Если мы сойдемся по цене, и меня устроят их условия, то, пожалуйста.

Вечером мне предстоял серьезный разговор с мамой.
— Ты знаешь, — сразу после ужина затянул я протяжную песню, — я уже заканчиваю школу и решил подумать, чем бы я хотел заниматься завтра.
Мама встрепенулась, но по лицу было заметно, что вот-вот она расплывется в довольной улыбке под названием «Наконец-то».
— Я хочу связать либо с экономикой, либо с дипломатией. Склоняюсь к последнему. Рано или поздно у меня вырастет пивное брюшко, и я перестану скакать, как ты выражаешься, на скейте. Но нужен язык. Письменный экзамен я сдам без проблем, но вот устное собеседование пройду едва ли.
— Ну конечно, мы тебе найдем прекрасного репетитора.
— Ты заешь, я уже нашел. На смену Валентины Анатолиевны пришла Екатерина Витальевна. Сначала никто не хотел ее воспринимать всерьез, но она не просто работала постоянно с учениками. Стажировалась в США, часто работала в международных лагерях. У нее прекрасный американизированный английский, и лексикон несравненно круче, чем у Валентины Анатолиевны, ведь английский не стоит на одном месте и глагол shall уже мало кто употребляет. А у нее он самый современный. Многие уже стали подходить спрашивать у нее по поводу репетиторства. Наверное, сможет организовать группу, но вне школы. Правда... я хотел бы сперва позаниматься индивидуально, потому, что я делаю настолько тупые ошибки, что класс весь хохочет. Я не хочу комплексовать, более того, я хочу утереть потом всем носы.
— Ну и сколько она берет за один час занятий?
— Это ты у нее и должна выяснить, она хочет встретиться с тобой и отцом, объяснить ее условия и указать на мои сильные и слабые стороны.

Через несколько дней Катя встретилась с моими родителями. И мама успокоилась. Катя была замужем, да и вид у нее такой был, что девочкам из соседнего двора было раз плюнуть меня увести если что. Так, что материнское сердце даже не ёкнуло. А зря.

Целый месяц я учил английский, делая устные упражнения, а заодно изучая Катю и ее мужа. Я понял, что нужно действовать от противного. Быть не таким, каким был ее муж. Она его безумно любила. Но ведь манная каша каждое утро на завтрак приедается. Я начал говорить такие вещи, которые отличались от того, что говорил ей Денис. У меня оставалось мало времени. Но тут мне помог случай...

Валентина Анатолиевна решила покинуть нашу школу и не доводить класс до конца. Она отправилась к своим детям в Москву, те решили ее поселить на даче в Подмосковье. Вся школа ее считала предательницей. Но капля за каплей, я действовал своим одноклассникам на мозг, что Катя ничуть не хуже, не показывая чувств и эмоций. Постепенно у Кати сложилась своя клиентура и мнение, что я отличный делец и не такой уж плохой ученик. Она всячески старалась мне помочь. Я же классу и виду не подавал. В результате пошел слух, что она ко мне неровно дышит, ну а я на нее ноль внимания.

Чтож, мне это только было на руку. Катя оказалась неординарной женщиной, несмотря на свой горчичный пиджак и теперь уже юбку в ужасную красную клетку. Со своими студентами она начала подготовку к Хэллоуину. Я был в постановке центральным Дракулой. Мы делали небольшой мюзикл. И накануне выступления мне безумно захотелось прижаться к ней и сказать «я тебя люблю». Но это была не та женщина, которой можно было вот так вот... не поняла бы и не приняла.

Концерт прошел на ура. А на каникулы я отправился к бабушке. Именно тогда я познал, что такое ревность. Несколько раз меня посещало желание приехать и убить ее мужа, потому, что он живет с ней, пьет пиво, отрыгивая ненужные газы, и обнимает ее как обычный предмет обихода. А она не такая, она совсем не такая. Ревность душила меня, но это было ничто по сравнению с тем, когда я снова увидел Её.

Как-то раз перед новым годом нашу дюймовочку Лизу обидел ее парень, прямо сказать, унизил при всех. Нет, я не стал геройствовать, бить морду и оплевывать публично. Хотя такой драгоценный шанс упускать все же не стал.

Подойдя к обидчику, я сказал, ухмыляясь пренебрежительно:
— Какай же ты все-таки мальчик! Когда-нибудь, ты вспомнишь этот случай, и тебе станет стыдно! А сейчас, скорее всего, ты начнешь придумывать глупые отмазки и оправдания своему поступку. Не унижайся!

Все! Мне ничего не надо было говорить. Зачинщик помирился на следующий день со своей пассией, я вырос в глазах не только Кати, но и всей школы — она у нас маленькая, молва быстро разнеслась.

На Новый год Катя предложила отмечать всем вместе — ей и группе всех учеников. Все равно муж должен был лететь куда-то в командировку и вернуться не раньше рождества. Под утро все ученики стали расходиться. А меня она оставила:
— ТЫ живешь дальше всех, перед твоей мамой я головой отвечу. Тем более, мало ли что, скинхеды во дворе в усмерть пьяные буйствуют, а у тебя восточная внешность...

Что сказать,
— You?re so f..ing beautiful today!
-I... I love you.

Проблем с разговорным английским я больше не испытывал. Ночь, вернее рассвет нового дня и нового года, была незабываемой. И каждый день до рождества мы встречались и упражнялись не только в знании языка. Тело моей учительницы было самым податливым материалом, из всех тематик, которые мне приходилось изучить до этого.

До восьмого марта мы перебивались, как могли.
Встречались, когда мужа не было дома и изображали примерного учителя и ученика, когда он находился там.

Восьмого марта был прекрасный день. И муж, устроив ей прекрасный праздник, захотел с ней близости. Но не получил. Катерину Виталиевну мы увидели только 19 марта в темных очках.

Разговора моего с мужем не получилось. Он опять уехал. Ведь это был первый раз за их почти двухгодовалый брак, когда он поднял на нее руку. Катя сидела совсем подавленная.
— Я знаю, что «давай, главное, что мы вместе, я устроюсь на работу, бросай своего мужа», звучит как из пошлой мелодрамы, — начал я, — Но сейчас я озвучу то, что ты боишься услышать. Мы уже по уши влипли. И каждый должен сделать свой вывод. Я свой сделал. Я хочу быть с тобой. А остальное... let it go to the hell. Ты должна сделать свой выбор. Я приму его, каким бы он ни был.

Катя ушла от мужа. Мне уже было наплевать на слухи. Я теперь прекрасно говорил на звучном английском и уверен, что поступлю и добьюсь всего.

Катин муж не дает ей развода. Впереди неопределенность. Почему я написал эти строки? Совсем не для того, чтобы излить душу. Просто история эта время от времени встречается в наших, да и не только наших школах. И конец почти всегда один. Ее изгоняют из школы, учителя порицают их союз, мама хватается за сердце и пьет валериану, она остается с мужем или ни с кем. А мы рискнули и попытались перебороть этот стереотип. Неважно как сложится в дальнейшем, но учителя смирились, мама тоже, муж нет. Я упрямо считаю, что мы перебороли типичный исход любовной связи «учитель-ученик». Так, что если проявить твердость характера и немножко серьезности...