Планета школ

Привет, я у вас на сайте прочла статью об отношении сводных братьев и сестер и я бы хотела рассказать свою историю. Дело в том, что я у меня тоже есть сводный брат, точнее был. Да, был у меня сводный брат. Нет, он не умер и не исчез, совсем нет. Просто я не могу теперь этого человека называть своим братом. Кажется, это было так давно, что я должна была все забыть. Но, ничего не забывается, совсем не забывается…

Просто теперь, когда у меня уже есть своя семья, я хочу чтобы мое письмо послужило чем-то вроде предупреждения для родителей, которые хотят создать свое гнездышко, где дети одинакового возраста станут сводными братьями-сестрами. Пожалуйста, не делайте этого, ведь вы даже представить не можете, как ваши дети будут страдать, и не просто страдать, а очень сильно мучиться. Это не голословные заявления, я сама прошла через все это, через весь этот ад.

Проблемы между сводными братьям будут, от них не избавишься. Чтобы увидеть какими могут быть отношения сводников не надо идти далеко — откройте когда-то любимую нами книгу про Тома Сойера и посмотрите отношения с братом Сидом. В более популярном «Гарри Поттере» отношения сводных братьев тоже сложно назвать идеальными, скорее наоборот. К тому же, одно дело, когда в семье два мальчика, а вот отношения между сводным братом и сестрой могут быть намного губительней. Нет, тут уже нет такого, что брат оберегает сестру, нет. Тут все превращается в спорт чистейшей воды, в соревнование. За все — за внимание родителей, за их любовь, за популярность в школе.

Думаю, следует начать с самого начала. Мы когда-то были полноценной нормальной семьей. Тогда, когда еще моя мама была жива. Я, конечно, не помню всего, но воскресные прогулки в парке и пикники я помню, это точно. Раньше, когда я еще была в начальной школе, каждое воскресенье мы вставали рано утром, мама готовила бутерброды, папа вытаскивал велосипеды, и мы все дружной семьей ехали в ближайший парк, и целый день играли, веселились. Как мне этого потом не хватало.

Когда мне было восемь, мама умерла. Попала в автокатастрофу. Она возвращалась со дня рождения подруги на такси. Водитель вроде не быстро ехал, но водитель грузовика, что ехал им навстречу был не в трезвом состоянии и не смог вовремя затормозить. Мама умерла на месте. Тогда еще я не совсем понимала всего того, что происходит, совсем еще маленькая была. Я даже не помню, что именно я почувствовала, когда мне сказали, что мамы больше нет. Плакала ли я вообще? Так странно сейчас об этом думать. Нет, тогда я еще понятия не имела, что все может обернуться таким образом, что это событие повлечет за собой череду совсем не приятных моментов в своей жизни.

Через год где-то после маминой смерти, папа вроде как начал возвращаться к нормальной жизни, начал встречаться с друзьями, снова играть в футбол, смотреть матчи. На работе тоже виден был прогресс — его повысили в должности, и вроде бы, как мне тогда казалось, больше ничего нам не было нужно. Но как оказалось, мой отец хотел двигаться дальше, все еще хотел «нормальную семью» и хотел, чтобы у меня была мама.

Когда мне было тринадцать, папа женился во второй раз. Бурных эмоций по этому поводу у меня, естественно, не наблюдалось, но я хотела, даже тогда, чтобы он был счастлив. Поэтому через полгода мой отец и тетя Марина (так звали мою мачеху) сыграли свадьбу. Потом нам пришлось продать свою трехкомнатную квартиру, чтобы купить побольше — четырехкомнатную, ведь у тети Марины был сын на год старше меня — Андрей, и им хотелось, чтобы мы чувствовали себя комфортно.

Первые месяцы после свадьбы, конечно же, были совсем не легкими — адаптация проходила очень медленно, но проходила, и со временем, мы даже сдружились с тетей Мариной. Она оказалась «железной» женщиной: очень аккуратной, обязательной и хозяйственной. А как она готовила! Она всегда помогала мне в трудных ситуациях, ходила на родительские собрания, помогала учить стихотворения, писать сочинения, в общем, почти заменила мне мать, хоть «мамой» я ее никогда и не называла.

Другое дело Андрей, сын тети Марины. Он, казалось, никак не мог смириться с тем фактом, что уже не единственный ребенок в семье. Дух соперничества был во всем, но больше всего, конечно, он ревновал свою маму ко мне. Каждый раз, когда мы проводили хоть какое-то время вместе как семья, он устраивал истерики, кричал, говорил, что ненавидит меня и моего отца, и что мы разрушили ему всю жизнь, ведь они так здорово жили одни, вместе с мамой.

Сначала, это были только истерики и крики, а потом он уже принялся за реальные действия. Первые месяцы после того, как мы все начали жить вместе, он вообще не обращал на меня внимания, как будто я стенка, или пустое место. Не разговаривал со мной вообще, даже не называл моего имени. Наверное, было бы лучше, чтобы он так и продолжал эту свою манеру поведения. Но потом, где-то через полтора года, он поменял стратегию — начал меня унижать. Он унижал меня везде — в школе, на глазах учителей, на глазах моих и его друзей, дома. Его реплики были очень едкими, и я не раз ему говорила о том, как мне неприятно их слышать, но он, казалось, вообще меня не слышал, или просто плевал.

С каждой неделей, с каждым днем он все чаще и чаще относился ко мне как к какой-то вещи, которой место где-нибудь на мусорке. Он обзывался, ругался, подставлял меня, но никогда не на глазах родителей. Для них он был идеальным сыном, у которого не было проблем в школе, который занимался спортом и приходил домой вовремя и никогда, боже упаси, не грубил. Конечно, они даже и представить не могли, что твориться на самом деле.

Однажды, когда родители уехали на выходные на дачу, Андрей пригласил домой всех своих друзей, напился (хотя тогда он был лишь в десятом классе), а потом сел за руль папиного автомобиля. Я кричала, говорила, что ему нельзя водить, да он и не знает как это делать, но он меня совсем не хотел слушать. Когда я попыталась остановить его силой, он больно ударил меня по лицу и сказал, чтобы я не лезла не в свои дела. Я тогда испугалась самый первый раз в жизни. Испугалась за себя не на шутку. Я не смогла остановить свои слезы, они так и лились у меня из глаз, и я не смогла ничего сделать, не смогла его остановить, просто сидела и плакала. Такой беспомощности я еще никогда не чувствовала.

Как я и предполагала, машину он тогда разбил, но когда пришел, сказал, что если я скажу что-нибудь об этом родителям — он меня убьет. После того удара, я признаться, испугалась, и думала, что он на самом деле может причинить мне много вреда. Поэтому я молчала, молчала как последняя трусиха. Лучше бы, конечно, я тогда сказала что на самом деле произошло — легче бы потом было. Но, с другой стороны, кто ж мог знать? К тому же, тогда, я очень боялась его. Мне было всего пятнадцать, ему — шестнадцать, но он был раза в два больше меня, любому видно было что спортсмен.

Естественно, родителям он сказал, что ее не трогал и даже не видел. Машину на улице оставлять не надо было, оказывается. Ночью, по словам Андрея возле нашего дома бродят бездомные, которые так и норовят разрушить мирно стоящие машины. Так как машина была не сильно помята, и казалось, что по ней, на самом деле, просто ударили пару раз битой, ну или лопатой. Родители ему поверили, и пообещали больше никогда не оставлять машину на улице на ночь и поблагодарили его за то, что он так заботится о семье.

Таких событий было много, и каждый раз мне было страшно что-либо сказать, потому что я до смерти боялась Андрея. А он меня бил. Я ходила покрытая синяками, прятала их, врала об их происхождении. Мне верили. Я говорила, что упала в школе, на уроке физкультуры. Потом, когда синяки и ссадины стали более явными, я записалась в школьную спортивную секцию, на волейбол, чтобы казалось, что их я получила, играя в игру.

Но это все было детскими играми по сравнению с тем, что случилось потом. Восьмое марта отец и тетя Марина решила провести на даче. Я сразу подумала, что Андрей снова напьется и будет вытворять глупости. Так и случилось. Как только они покинули город, его мерзкие друзья оккупировали нашу квартиру и начали распивать различные спиртные напитки, курить и играть в карты. К полуночи они уже были в таком состоянии, что не могли просто даже прямо сидеть. Они начали что-то громко кричать, смеяться — все как обычно. Но тут Андрей начал кричать мне: «Эй, дрянь, иди сюда!». Когда я не послушалась, и продолжала так же читать свою книгу, он разозлился, подошел ко мне, ударил по лицу и сказал: «Я тебе что сказал? Быстро подошла! Еще тут, расхозяйничалась. Ты кто такая вообще? А? Будешь делать то, что я тебе говорю, поняла? А теперь быстро раздевайся! Кому сказал? Быстро снимай всю одежду!». Он разодрал мне юбку, сорвал блузку, выкинул лифчик... Все это время его друзья смотрели на нас и подбадривали его, говорили, что так со мной и надо, с такой дрянью.

Думаю, что было дальше говорить даже не стоит. Единственное, его друзья были не просто зрителями, а полноценными участниками этого всего. Каждый раз, когда я об этом вспоминаю, мороз по коже....

Я не могла вставать с кровати и делать что-либо в течение двух недель. Просто не могла. А Андрей, он так и продолжал жить, как будто ничего не изменилось. Родители думали, что у меня несчастная любовь или подобная белиберда, и не обратили особого внимания. Только я так дальше не могла, не могла находиться в этом доме, смотреть в глаза тете Марине и Андрею, разговаривать, слышать его имя. Все это уже было настолько мне противно, что это не могло так больше продолжаться. Я была уверена в том, что родители меня не поймут, а точнее не поверят мне, и поэтому я решила переехать к своей тетке в Москву, объяснив это тем, что в большом городе и возможностей побольше будет.

Родители меня, как ни странно поддержали, и с тех пор я живу в Москве. Я закончила университет, вышла замуж, устроилась на работу, завела детей, но то, что со мной произошло никак не забывается, поэтому, всем разведенным родителям мой совет — не создавайте семью с теми, у кого есть дети того же возраста, что и ваши, это нехорошо кончается. И, поверьте мне, моя ситуация не уникальна — никогда сводные братья не ладят друг с другом. Так что, перестаньте быть эгоистами и подумайте о своих детях.

С уважением,
Екатерина Николаева