Планета школ

К психологу обращаются учителя, исчерпавшие собственный арсенал средств. В самом ли деле он знает какие-то волшебные слова, магические приемы? Или, как все мы, действует методом проб и ошибок, а потом, проанализировав их, старается двигаться дальше?

Школьный психолог идет походкой человека, гуляющего в свое удовольствие. Он находится в педагогическом поиске — ищет ребенка. Очередного подопечного, с которым его попросили поговорить, потому что ребенку слишком тяжело живется в школе.

...И он заявил: в эту школу больше не пойду

История Гриши

Мальчик Гриша, высокий, плечистый, за четыре года сменил три школы. В последней ему тоже не нравится. Он почти сразу поссорился со всем классом и с учителями. Говорит не по теме и не вовремя. Молчит, когда спрашивают, смотрит исподлобья. Вечно нет ни тетради, ни ручки. Выгоняют его с уроков за плохое поведение через день. В конце концов, ребенок утром заявил маме: в эту школу больше не пойду. Давай искать следующую.

Мама воспротивилась: сколько можно? Поговорила с учителями. Они направили мальчика к психологу. Но вопросов у него никаких нет, а желания говорить о себе — тем более. Значит, снова приходится отправляться в педагогический поиск.

Первое впечатление от Гриши — циничный борец за свои права. Но с каждой встречей картинка меняется. Все чаще передо мной одинокий испуганный малыш, чуточку наивный и совсем беспомощный.

Осторожность и способность менять точку зрения, оказывается, — очень важно в работе с «крупногабаритными» подростками.

Первое занятие — карточки с чертами характера. Можно их перебирать, читать. Можно разделить: вот эти черты характера я ценю в людях, а эти меня раздражают.

Перекладывание картонок увлекает Гришу. Безопасно, ничего личного, ни про себя, ни про обидчиков. Просто листочки. И в то же время — волнующий разговор.

Одна из последних встреч — снова карточки. Теперь с названиями чувств. Делим их на четыре кучки: чувства, которые испытываю в школе, и те, которых не испытываю. Чувства, которые хочу испытывать в школе, и те, которые не хотелось бы переживать. Большая радость, если в кучке «хочу испытать» окажется хоть что-то. Значит, как бы плохо ни было сейчас, ребенок на что-то надеется, мечтает о чем-то.

— Чего ты больше всего хочешь?
— Классный руководитель заставляет поехать на экскурсию с классом. А как ехать, если со всеми в ссоре?
— Ты говорил об этом классному руководителю?
Молчит.
— Пойдем вместе. Ты поговоришь, а я рядом постою. Для поддержки.

Конечно, разрешение не ехать на экскурсию получено.

Колоссальный шаг вперед. Во-первых, осознано и высказано конкретное переживание. Не вообще «все плохо», а «боюсь ехать на экскурсию». Во-вторых, появляется опыт решения проблем: поговори с человеком открыто, он поймет, вы договоритесь.

Напоследок Гриша начинает играть в совсем пустую игру: называет одноклассника и вытягивает наугад карточку из стопки.

— Вот что я буду чувствовать к этому человеку через месяц. Это — да, здорово было бы. А так лучше не надо.

И увлеченно, радостно перебирает листочки. Дитя. Кстати, сам он ко мне по-прежнему не приходит, не связывает пока свое улучшившееся настроение с этими занятиями. Значит, педагогический поиск продолжается.

...убегает, прячется, не хочет разговаривать

История Пети

Группа учителей попросила помочь в работе с пятиклассником Петей. Он плохо вписывается в коллектив сверстников, никак не может принять нормы и правила школьного обучения, в том числе уважительное отношение к учителю, школьному расписанию, ему явно трудно осваивать школьную программу.

Дома у Пети все непросто: мама — инвалид по зрению (практически слепая), денег нет, помочь некому. Часть дошкольного детства мальчик провел в интернате, что, естественно, сказалось на его развитии.

Сначала нужно установить контакт с ребенком.

— Петя, пойдем поговорим.

Петя убегает, прячется. Не хочет разговаривать с незнакомым человеком. И настойчивые просьбы классного руководителя ни к чему не приводят.

Что ж, значит, придется не звать его, а прийти к нему, в кабинет, где он после уроков делает домашние задания. Предлагаю Пете поиграть в различные парные игры (гляделки, монетку, ладошки). Он соглашается мгновенно, становится сосредоточенным, следует правилам, удерживает их, играет азартно. При этом пытается включить в игры одноклассников, объясняет им, как играть, старается увлечь их своим предложением.

Становится очевидно: ведущая деятельность Пети — ролевая игра, как у пятилетних детей. Внутренне он находится именно в этом возрасте. Поэтому и никакого интереса к учебе у него нет.

Как, опираясь на потребности и интересы ребенка, помочь ему повзрослеть, научиться предпринимать усилия, отвечать за что-то, доводить дело до конца?

Неожиданная идея:

— Петя, хочешь стать директором кинотеатра?

Последовало немедленное согласие. Решили организовать для одноклассников и всех желающих просмотр кинофильма (очень интересного, конечно, подбирал-то психолог!) с последующим проведением викторины и вручением наград.

Первая выгода — совместный просмотр обеспечит почву для конструктивного общения, повысит авторитет Пети в глазах ребят. Вторая выгода — не Пете что-то дарят, а он будет вручать награды, стараться для других. И главное, можно играть роль — директора. Это Петя делал с упоением.

Чтобы договориться о времени, когда кабинет будет свободен, он важно подходил к учителю, приглашал его пройти вслед за ним в библиотеку (это место он выбрал в качестве зала для переговоров), усаживал на стул напротив себя и официальным голосом говорил, чего хочет. При этом здоровался, прощался, пусть не без напоминаний, но весьма искренне, как человек потенциально вежливый, просто не обученный этому.

С большим удовольствием много раз рассуждал на тему о том, как будет рассаживать гостей, как обратится к ним с приветственной речью, согласился порепетировать пресс-конференцию: я ему — возможные вопросы как директору кинотеатра, Петя — приемлемые вежливые и содержательные ответы.

Более того, проявив чудеса самостоятельности, почти сам он напечатал приглашения, договорился о месте и времени просмотра, сделал грамоты для викторины, выучил текст аннотации к фильму.

В результате двухнедельной работы кинопоказ состоялся. Пришли меньше детей, чем Петя пригласил, но, тем не менее, он остался доволен.

Одним из результатов работы с Петей стало письменное обращение ко всем взрослым, принимающим участие в судьбе мальчика, работающим в этом классе. Точные конкретные формулировки, результат понимания процессов, происходящих с Петей, — своего рода путеводная нить для учителя, который в суете многое может упустить из виду.

...им уже трудно воспринимать учителя как непререкаемый авторитет

История класса

С классом уже несколько лет работает классный руководитель, неравнодушный, отдающий все силы и время детям. Сколько поездок, праздников. Как внимательно и строго он следит за успехами и проблемами каждого ученика. Но дети растут, становятся подростками. И опека их уже раздражает, им уже трудно воспринимать учителя как непререкаемый авторитет.

Сначала несколько человек, кстати, по инициативе классного руководителя, стали ходить ко мне на групповые занятия по «сплачиванию коллектива».

Занятия превращались в хаос. Ребята привыкли к указаниям, контролю. А здесь все неопределенно, расплывчато. И никакой иерархии. В непонятной ситуации дети нервничали, ни за что не могли толком взяться, ругались друг с другом...

Мысль, довольно быстро меня посетившая, постепенно возникла и в сознании детей. Оказывается, им больше всего хотелось не сплочения и тренинга, а возможности все крушить, нарушать правила.

Осознание истинных своих желаний, даже неконструктивных, помогает подростку упорядочить внутренний мир.

Следующий шаг к внутренней ясности был сделан, когда ребята сумели разделить противоречивые чувства. С одной стороны, раздражение по отношению к чрезмерно опекающему педагогу, с другой — благодарность ему за все хорошее, что он для них делает. Именно признание за собой права на злость, гнев помогает глубже почувствовать уважение, признательность.

Последнее событие в истории взаимоотношений с классом — совместный поход. Без классного руководителя — с учителем-предметником и со мной.

Без руководителя — сложно. С одной стороны, многолетняя выучка дает себя знать. Но при этом опытные, объездившие полстраны дети не могут сами составить раскладку, договориться о дежурстве.

Существует правило — банки после еды надо бросать в костер, а потом закапывать. На просьбы убрать реагируют, сами — банки не убирают. Как только дежурным раздаются инструкции с указанием необходимых мер чистоты (в том числе и уборки банок), ситуация тут же меняется. Необходимость подробной — письменной! — инструкции, неспособность проявить инициативу говорит о высоком уровне тревожности и внутреннего напряжения.

В первый же вечер в ходе обсуждения жизненных сложностей группа формулирует несколько простых законов: о дежурстве, о том, что нельзя ругаться матом (компания мужская, крепкое словцо у многих на язык просится по любому поводу). Наказание — наряд на мытье канов. Кто раздает наряды? Каждый, кто видит нарушение закона. Закон — это не власть одного человека, а высший принцип справедливости. Той справедливости, о которой часто кричат эти подростки, привыкшие видеть корень зла в неправильных решениях взрослого.

Пару дней все идет гладко. Ближе к вечеру я обнаруживаю в собственной палатке открытые банки рыбных консервов: кто-то оставил по небрежности. Все пропахло рыбой, липкое — несколько непедагогических выражений срываются с языка.

И со всех сторон несется радостное: «Вам наряд!»

Конечно, наряд. Я беру кан и отправляюсь к ручью. Общее облегчение. Впервые, возможно, эти дети оказались в ситуации, когда взрослые ведут себя так по-детски (или по-человечески) неправильно, зато искренне, без всякой профессиональной отстраненности. К тому же, совершив ошибку, взрослый без возражений и скидок на авторитет и большую ответственность отправляется отрабатывать наряд. Получается, взрослым можно доверять?

Источник: ps.1september.ru